Знакомство Древней Руси с исламской цивилизацией и начало ее укоренения, в том числе на московской земле, уходят в раннее Средневековье. Этому способствовали, с одной стороны, развитие международных торговых связей с арабо-мусульманским миром, ядром которого в VIII в. был Багдадский халифат, а с другой – знаменитый путь «из варяг в греки», который проходил через территорию древнерусского государства и связывал Скандинавию с Византией.
«Историческая прописка» народов, этнически и духовно связанных с Исламом, которых русская летописная традиция именовала, по разным источникам, «бессермены» (искаженное «мусульмане» – ими могли быть булгары, персы или хорезмийцы), «измаильтяне» – по имени Исмаила – прародителя арабов или «сарацины» (от греческого названия арабов), приблизительно датируется в известных хронологических границах образования Древнерусского государства и тех селений и городских станов, которые со временем вошли в границы самой Москвы и Московского княжества.
Археологические находки на территории Москвы и вокруг нее, например в среднем течении Москвы-реки, в виде кладов арабских дирхемов, относящиеся к VIII–IX вв., являются наглядным подтверждением этой гипотезы. Всего в Москве и Подмосковье зарегистрировано 15 кладов арабских серебряных дирхемов. Это по времени совпадает с эпохой активного распространения Ислама и становления Арабского халифата все в более новых, расширяющихся границах, включая его северные окраины – Дербент, Хорезм и Тавриду.
Особый научный интерес представляют серебряные монеты с изображением византийских императоров и сасанидских царей, в которых также присутствовало имя халифа или его наместника, а также какое-нибудь известное кораническое изречение вроде «Бисмилля – во имя Аллаха…».
В 1837–1838 гг. при рытье котлована под здание храма Христа Спасителя на глубине 5 м были найдены отчеканенная в Мерве в 862 г. тахиридская монета с упоминанием имени халифа аль-Мустайна и аббасидский дирхем, датированный 866 г. Аналогичные находки материального характера (металлическая посуда, образцы оружия и др.), арабо-мусульманская атрибуция, которая не вызывает сомнения, были обнаружены в слоях IX–X вв. и в других уголках Москвы, на границе Московской и Тульской областей, а также в Ярославском Поволжье.
Более того, в запасниках Государственного исторического музея Москвы и в Государственном Эрмитаже находятся попавшие в Россию разными путями уникальные монеты, например омейадского периода, чеканенные в 104 г. х. – 722–723 гг. н. э. в г. Васите (современный Ирак) халифом Йазидом II, или аббасидские дирхемы багдадской чеканки при халифе ал-Мансуре 149 г. х. – 766-767 гг. н. э. и при халифе Харуне ар-Рашиде 184 г. х. – 800 г. н. э.
Можно с большой долей уверенности утверждать, что именно арабские серебряные дирхемы, являвшиеся в то время своего рода твердой валютой в международной торговой практике, послужили основой складывавшегося русского денежного обращения.
К моменту первого зафиксированного в летописи упоминания Москвы в границах Средней Волги и Камы уже сформировался, по выражению академика В. В. Бартольда, «самый северный форпост исламской цивилизации» – Волжская Булгария – первое на территории современной России государственное образование с официально обозначенной конфессионально-культурной традицией. Официально это произошло в 922 г., за 66 лет до крещения Киевской Руси и принятия великим князем Владимиром и его дружиной христианства византийского образца.
Первое упоминание Москвы согласно Ипатьевской летописи относится к 1147 г., когда она была небольшим укреплением в юго-западной части Владимиро-Суздальского княжества и входила во владения боярина Кучки – знаменитое Кучково (Кучковы села). Кучковы села располагались: одно – на месте будущего Кремля, другое – на месте памятника первопечатнику и третье – в районе современной Сретенки, близ Сухаревской площади. Этот район между нынешним началом Никольской улицы и окончанием Сретенки, спускающейся к улице Неглинной, долгое время имел название Кучкова поля. Об этом говорится в «Повести о начале Москвы» – произведении, неопределенно датируемом концом XVI – началом XVII в.
Непривычное для русского уха слово «кучка», по всей вероятности, может восходить к словам тюркского корня «кучюк» – «маленький», «небольшой» или, как и имя Кучум, «кучу» – «перемещение, переезд, кочевье». Такая версия нам представляется вполне правдоподобной, если учитывать, что к этому времени между Владимиро-Суздальским княжеством и Волжской Булгарией в силу географической близости и постоянно расширявшихся торговых связей происходили активные миграционные процессы, следствием чего было, в частности, образование смешанных браков и смешанного булгаро-русского населения.
Из их числа с большой долей вероятности был принявший крещение Стефан (Степан) Иванович Кучка. Лавры основателя Москвы с Юрием Долгоруким по праву может разделить и хозяин Кучковых сел, который пал от рук воинов Юрия Долгорукого, защищая свои владения.
Предпочтение, которое было отдано Юрию Долгорукому, можно объяснить тем, что окончательная «редакция» исторических фактов происходила уже в позднесредневековый период, когда окончательно восторжествовала мессианская идея «Москва – Третий Рим» и история Русского государства писалась под прямых наследников антично-византийской традиции – великих князей, начиная от отца Юрия Долгорукого (умер в 1157 г.) Владимира Мономаха (1053–1125). Худородный Кучка, чья дочь Улита, мстя за отца, убила князя владимиро-суздальского Андрея Боголюбского (1111–1174), за которым была замужем, для почетной роли основателя Москвы и Московского княжества по понятным причинам явно подходить не мог.
Существенным дополнением к этому историческому сюжету является то, что тюркские корни прослеживаются в происхождении не только боярина Кучки, но и самого Андрея Боголюбского, рожденного от брака Юрия Долгорукого и дочери половецкого (кипчакского) хана Аепы (Аййуба). Как сообщает летопись, имя Андрей он приобрел уже после крещения, «иже прежде крещения нарицашеся Китаем», т. е. до того он носил тюркское имя Китай (Катай), которое на языке половцев означало «крепость», «укрепление».
От этого же корня происходит название исторического места самого древнего (после Кремля) района Москвы Китай-города, который появился после того, как в 1534–1535 гг. торговые ряды, составлявшие Великий посад, были обнесены стеной. Нелишне также вспомнить, что половецкая кровь текла в жилах Александра Невского, мать которого была половчанкой.
Таким образом, первые свидетельства о Москве говорят о том, что она с момента основания была городом, соединившим этнически и конфессионально две изначально присущие ему духовно-культурные традиции, восходящие к Исламу, прежде всего принявшим его волжским булгарам, и Христианству византийского образца, которое в силу исторического выбора стало религией и образом жизни большинства населения как самого города, так и всего Российского государства.
«Кто был в Москве, знает Россию» – эти слова выдающегося русского историка Н. М. Карамзина являются хорошим путеводителем по московской и, следовательно, российской истории, демонстрирующим значение ислама и в целом культуры мусульманских народов в жизни Российского государства.
«Историческая прописка» народов, этнически и духовно связанных с Исламом, которых русская летописная традиция именовала, по разным источникам, «бессермены» (искаженное «мусульмане» – ими могли быть булгары, персы или хорезмийцы), «измаильтяне» – по имени Исмаила – прародителя арабов или «сарацины» (от греческого названия арабов), приблизительно датируется в известных хронологических границах образования Древнерусского государства и тех селений и городских станов, которые со временем вошли в границы самой Москвы и Московского княжества.
Археологические находки на территории Москвы и вокруг нее, например в среднем течении Москвы-реки, в виде кладов арабских дирхемов, относящиеся к VIII–IX вв., являются наглядным подтверждением этой гипотезы. Всего в Москве и Подмосковье зарегистрировано 15 кладов арабских серебряных дирхемов. Это по времени совпадает с эпохой активного распространения Ислама и становления Арабского халифата все в более новых, расширяющихся границах, включая его северные окраины – Дербент, Хорезм и Тавриду.
Особый научный интерес представляют серебряные монеты с изображением византийских императоров и сасанидских царей, в которых также присутствовало имя халифа или его наместника, а также какое-нибудь известное кораническое изречение вроде «Бисмилля – во имя Аллаха…».
В 1837–1838 гг. при рытье котлована под здание храма Христа Спасителя на глубине 5 м были найдены отчеканенная в Мерве в 862 г. тахиридская монета с упоминанием имени халифа аль-Мустайна и аббасидский дирхем, датированный 866 г. Аналогичные находки материального характера (металлическая посуда, образцы оружия и др.), арабо-мусульманская атрибуция, которая не вызывает сомнения, были обнаружены в слоях IX–X вв. и в других уголках Москвы, на границе Московской и Тульской областей, а также в Ярославском Поволжье.
Более того, в запасниках Государственного исторического музея Москвы и в Государственном Эрмитаже находятся попавшие в Россию разными путями уникальные монеты, например омейадского периода, чеканенные в 104 г. х. – 722–723 гг. н. э. в г. Васите (современный Ирак) халифом Йазидом II, или аббасидские дирхемы багдадской чеканки при халифе ал-Мансуре 149 г. х. – 766-767 гг. н. э. и при халифе Харуне ар-Рашиде 184 г. х. – 800 г. н. э.
Можно с большой долей уверенности утверждать, что именно арабские серебряные дирхемы, являвшиеся в то время своего рода твердой валютой в международной торговой практике, послужили основой складывавшегося русского денежного обращения.
К моменту первого зафиксированного в летописи упоминания Москвы в границах Средней Волги и Камы уже сформировался, по выражению академика В. В. Бартольда, «самый северный форпост исламской цивилизации» – Волжская Булгария – первое на территории современной России государственное образование с официально обозначенной конфессионально-культурной традицией. Официально это произошло в 922 г., за 66 лет до крещения Киевской Руси и принятия великим князем Владимиром и его дружиной христианства византийского образца.
Первое упоминание Москвы согласно Ипатьевской летописи относится к 1147 г., когда она была небольшим укреплением в юго-западной части Владимиро-Суздальского княжества и входила во владения боярина Кучки – знаменитое Кучково (Кучковы села). Кучковы села располагались: одно – на месте будущего Кремля, другое – на месте памятника первопечатнику и третье – в районе современной Сретенки, близ Сухаревской площади. Этот район между нынешним началом Никольской улицы и окончанием Сретенки, спускающейся к улице Неглинной, долгое время имел название Кучкова поля. Об этом говорится в «Повести о начале Москвы» – произведении, неопределенно датируемом концом XVI – началом XVII в. Непривычное для русского уха слово «кучка», по всей вероятности, может восходить к словам тюркского корня «кучюк» – «маленький», «небольшой» или, как и имя Кучум, «кучу» – «перемещение, переезд, кочевье». Такая версия нам представляется вполне правдоподобной, если учитывать, что к этому времени между Владимиро-Суздальским княжеством и Волжской Булгарией в силу географической близости и постоянно расширявшихся торговых связей происходили активные миграционные процессы, следствием чего было, в частности, образование смешанных браков и смешанного булгаро-русского населения.
Из их числа с большой долей вероятности был принявший крещение Стефан (Степан) Иванович Кучка. Лавры основателя Москвы с Юрием Долгоруким по праву может разделить и хозяин Кучковых сел, который пал от рук воинов Юрия Долгорукого, защищая свои владения.
Предпочтение, которое было отдано Юрию Долгорукому, можно объяснить тем, что окончательная «редакция» исторических фактов происходила уже в позднесредневековый период, когда окончательно восторжествовала мессианская идея «Москва – Третий Рим» и история Русского государства писалась под прямых наследников антично-византийской традиции – великих князей, начиная от отца Юрия Долгорукого (умер в 1157 г.) Владимира Мономаха (1053–1125). Худородный Кучка, чья дочь Улита, мстя за отца, убила князя владимиро-суздальского Андрея Боголюбского (1111–1174), за которым была замужем, для почетной роли основателя Москвы и Московского княжества по понятным причинам явно подходить не мог.
Существенным дополнением к этому историческому сюжету является то, что тюркские корни прослеживаются в происхождении не только боярина Кучки, но и самого Андрея Боголюбского, рожденного от брака Юрия Долгорукого и дочери половецкого (кипчакского) хана Аепы (Аййуба). Как сообщает летопись, имя Андрей он приобрел уже после крещения, «иже прежде крещения нарицашеся Китаем», т. е. до того он носил тюркское имя Китай (Катай), которое на языке половцев означало «крепость», «укрепление».
От этого же корня происходит название исторического места самого древнего (после Кремля) района Москвы Китай-города, который появился после того, как в 1534–1535 гг. торговые ряды, составлявшие Великий посад, были обнесены стеной. Нелишне также вспомнить, что половецкая кровь текла в жилах Александра Невского, мать которого была половчанкой.
Таким образом, первые свидетельства о Москве говорят о том, что она с момента основания была городом, соединившим этнически и конфессионально две изначально присущие ему духовно-культурные традиции, восходящие к Исламу, прежде всего принявшим его волжским булгарам, и Христианству византийского образца, которое в силу исторического выбора стало религией и образом жизни большинства населения как самого города, так и всего Российского государства.
«Кто был в Москве, знает Россию» – эти слова выдающегося русского историка Н. М. Карамзина являются хорошим путеводителем по московской и, следовательно, российской истории, демонстрирующим значение ислама и в целом культуры мусульманских народов в жизни Российского государства.
Отправить ответ